Наталия Чернышова - Гаденький цветочек[СИ]
Досадливо морщась, раскручивала спиральные бигуди. Для разнообразия сестры уговорили перестать переливать из пустого в порожнее, и выбраться хотя бы к соседям на ужин с танцами.
— А это не по случаю дня паладинов? — настороженно поинтересовалась я.
— Расслабься, его перенесли на конец месяца. Так что выпендриваться нет необходимости.
— Да когда это я выпендривалась?
— А приснопамятный кузен Ярополк?!
— Сам виноват. Я же ему сто раз говорила — трофей, раз уж стянул, может оставить себе, но его дамой сердца быть я не собираюсь.
— Но это же вековая традиция! И неужели не было хоть капельку лестно?
— С чего бы это?! Все эта ежегодная паладиновская истерия, венки из остролиста, гирлянды из омелы — бред собачий. И вообще какие ко мне претензии? Он же сам, потрясая моим старым носовым платком, объявил на пиру обет отправиться, куда мне угодно будет, что бы заслужить мою признательность. Ну вот я ему и сказала куда именно он может незамедлительно отправляться.
— Да, но согласись, что обычно таких напутствий дамы сердца своим паладинам не дают, особенно в присутствии полутора сотен гостей.
— Ну сколько раз повторять — он не мой паладин!
— Это точно, и после этого еще не скоро будет хоть чьим-то, — хихикнула Дея.
* * *Дверь задрожала под напором четырех кулаков.
— Да подождите еще хоть полчаса. Я даже причесаться не успела.
— Бог с твоей головой, ты только посмотри, что мы нашли — взволнованные Дея и Люба вломились в светлицу, потрясая какой-то тощей запыленной брошюркой. К тому же клинописной.
— Ты права. Не было там никакого некроманта!
— А я что говорила!
— … но только пока. Смотри, вот он твой Цветочек Аленький.
И действительно на гравюре был он. Только надпись гласила — "Адская Хризантема".
— Редкая тварь. Практически бессмертна. Некроманты имеют привычку съедать ее семечко, для того что, если вдруг не повезет, возродиться.
— Это как?
— Элементарно — труп зарываешь и, поливая кровью выросшее из него растение ждешь, пока некромант заново не вылупится.
— То-то там так пусто было. Твой страж, небось, местных ей скормил еще раньше. Есть идеи, кто будет почетным десертом?
— А чего он тянул? Ведь возможностей было хоть отбавляй.
— Подождите-ка, я, кажется, нашла. Заключительный этап возрождения. Живая кровь должна пролиться в течение года от начала цветения в полнолуние на закате. — торжествующе процитировала Дея.
— Выходит, твой друг, страж-интеллектуал, терпеливо выжидал подходящее время и трогательно следил, чтоб ты от тоски раньше срока не зачахла.
* * *— Не верю!
Дея и Любава о чем-то озабоченно шептались на диване. В гости мы, разумеется, не пошли.
— Не верю. — в двадцатый раз повторила я нервно меряя шагами горницу.
— В хризантему или в стража?
— Не знаю. Я ничего вообще не знаю. Вот вернусь и все выясню.
— Ты в своем уме? Вот вернешься, а он как возьмет и как скормит тебя своему Цветочку Аленькому!
— Настька, не будь кретинкой, не вздумай возвращаться!
— Давай, хоть папу дождемся!
— Вы не понимаете, я обещала, слово дала — вернуться через три дня.
— Ну что ты заладила, обещала, обещала, до твоего обещанного срока, в конце концов, еще бог весть, сколько времени осталось! Слышишь, как раз часы бьют.
— Раз, два. Всего-то? А мне казалось больше.
— Так пасмурно же. В такие дни всегда так. Вчера вообще дождь шел и сегодня с утра небо серое. Лето какое-то неудачное выдалось, больше на осень похоже. Расслабься, вот придет папа, и мы что-нибудь придумаем.
— Договорились? Ляг, поспи пока. Мы разбудим тебя, как только отец появится. Обещаем.
— Ладно, прилягу, но только на часок — позволила я уговорить себя сестрам.
За этот сумасшедший день я устала действительно страшно, но сон не шел на ум. Вместо этого я пыталась разобраться с неувязками в логике, задумчиво вертя шпингалет на ставне. Но ведь он взял с меня слово, что я вернусь не раньше чем через трое суток, не раньше! А не позже. Чему верить? И кому вообще по такой погоде ставни закрывать понадобилось?
Ругаясь сквозь зубы и отгоняя отвратительные предчувствия, я с лихорадочной поспешностью дергала заклинившую защелку. Нажала сильнее, шпингалет не выдержал, ставни с треском распахнулись. И знакомая с детства величественная картина — закат полыхает в полнеба, диск солнца на треть скрылся за лесом — заставила застонать от внезапно оформившейся мысли.
— В течение года, в полнолуние, на закате! Вот черт…
* * *Как была в домашнем халатике, шлепанцах и недораскрученных бигуди, так и плюхнулась на клумбу с настурциями у подножия парадной лестницы. Вот только под низким грозовым небом она уже вовсе не была перламутрово-каремельной, а песок на дорожках даже отдаленно не напоминал розовый жемчуг.
Сад стоял поникший и серый, в ветвях надрывно завывал ветер, птицы и зверье попрятались. Мелкий моросящий дождь хлестко бил по лицу.
Пруд выглядел пустынным и по-осеннему заброшенным. Единственное яркое пятно в мутных сумерках — роскошно алеющий куст, на фоне которого неопрятной грудой чернел сгорбленный силуэт.
— Зверь! Стефан! — мой вопль мог бы, наверное, разбудить и мертвого, а вот он даже не пошевелился.
С разбега прыгнула в ледяную черную воду и, путаясь в липнувшей к ногам ткани, ругала, на чем свет стоит свою идиотскую импульсивность — кольцом воспользоваться было, конечно, слишком просто! Обдирая колени об ил, поскальзываясь на мокрой траве, на четвереньках вскарабкалась на неожиданно крутой пригорок и, наконец, добралась до Стефана — глаза закатились, клюв полуоткрыт, серые щупальца безжизненно рассыпались по траве. А над ним полыхает кровавым багрянцем, да какой уж там "цветочек аленький", самая настоящая Адская Хризантема. Мясистые лепестки алчно трепещут, тычинки подрагивают, а колючие побеги жадно оплетают Зверя густой пульсирующей сетью.
Голем не голем, имитатор или нет — плевать. Но я не позволю, вот так просто сожрать моего Зверя какой-то вегетативной гадости.
Ближайший росток отломился неожиданно легко с аппетитным хрустом.
На месте излома выступили источавшие едкий запах капли синеватого сока. Охнула от резкой боли в ладонях и едва успела отскочить от хлестнувшей по глазам ветки — хризантема, очевидно, не собиралась смиренно дожидаться окончания аграрных работ. Квелые же на вид листочки-веточки намертво присасывались к телу зверя, и отдирать их приходилось с кусками чешуи и меха. Но было не до сантиментов — спасти бы Зверя — остальное потом заштопаю.
